Виноград
А ведь раньше сбор винограда был традицией. В начале сентября старшая сестра, загорелая от солнечного жаркого лета, вся светящаяся после моря, брала лестницу и лезла вверх, к налитым гроздьям. Лозы вились по крыльцу от одной опоры к другой, иногда взбираясь на крышу дома, иногда выбрасывая усики на дорожку и цепляя проходящих мимо людей. Маленькая девочка смотрела на сестру и хотела быть похожей на нее. Мама варила аджику. В это время года аджикой пахло повсюду: из окон квартир и домов. Запахи спелой изабеллы и пряной аджики – осенние южные запахи.
Девочка бродила по дорожке и спрашивала сестру: «Оля, ну скоро?». Оля говорила, что еще долго. Девочка уходила, считая, сколько шагов от крыльца до забора, потом разворачивалась и шла обратно. Дойдя до виноградника, она снова спрашивала сестру. Ответ был тем же.
Время от времени за калиткой слышались быстрые детские шаги, кто-то останавливался, и через мгновение уже было понятно кто, потому что раздавалось звонкое: «Ка-тя!». Заливался соседский пес, а девочка, приоткрыв калитку, высовывала одну только голову и говорила: «Попозже, мы виноград собираем!». Через какое-то время раздавался звук шагов уже нескольких человек, и мальчишеский голос звал: «Ка-тя, Ка-тя, выходи!». Девочка, не выглядывая, кричала в ответ: «Я сейчас не могу, мы виноград собираем, потом!»
В ожидании девочка шла к маме, та давала ей какое-нибудь задание: почистить чеснок, принести из огорода зелень или просто посидеть рядом.
А день тем временем плавно перетекал в вечер, мягкие осенние сумерки окутывали улицу, все чаще раздавалось: «Домо-о-ой». Старый тутовник пугал своим черным силуэтом. На него, по детской легенде, вечером прилетала ведьма.
Бадминтонные команды добивали последние подачи в темноте, еле разбирая, куда бить ракеткой. Однажды в такую вот сумеречную пору воланчик утащила летучая мышь. Безветренный осенний вечер зажигал лампы, но здесь мало кто сидел дома в это время. Люди собирались за столами на улицах, в летних беседках. Посудачить, поиграть в лото, попить вина.
Катя, доковыряв последний липкий чеснок, пошла в очередной раз к сестре. «Всё! Собрала!» – выдохнула та, – «Начинаем! Ноги мыть!»
Девочка подпрыгнула от радости, мама улыбалась. Весь виноград свалили в большую пластмассовую бочку, поставили туда Катю. Сестра включила музыку, и все стали танцевать, мама с Олей на полу, а Катя в бочке. Кожура на ягодах лопалась, выпуская скользкие сочные шарики, Катя прыгала и шевелила пальцами, пропуская сквозь них виноградины. Мама пела, танцевала, иногда зачерпывала ложкой кипящую аджику, дула на нее, пробовала, Оля хватала сестру за руки и они плясали. Это был танец урожая. Будто шаманы, они совершали его каждый год, и каждый год это был праздник. Когда в бочке становилось совсем жидко, а катины ноги начинали щипать, её вытаскивали и несли в ванную, вода становилась фиолетовая, девочка топала, оставляя следы.
Что потом делала сестра с бочкой и виноградом, Катя не интересовалась. Но в одном она была уверена: скоро появятся огромные стеклянные бутыли с надутыми перчатками или напальчниками на горлышках. Эти резиновые руки даже пугали её порой, но она знала, что бутыли спустят в подвал, горлышки замажут пластилином и оставят лишь трубочки. А зимой из подвала будут доставать молодое вино.
Виноград постарел, но все также дарит плоды. Осенью во дворе стоит такой же спелый пьяный запах. Гроздья висят до самого декабря, а потом ягоды осыпаются, и будто ничего не было. |