Ожидание… «Люблю»… Прощание… Смерть
(из либретто к спектаклю Театра Наций «Бедная Лиза»)
Это спектакль не для всех… Ох, как явно не для всех! Это что-то вроде самого сухого шампанского «Брют» или самого горького черного шоколада. Многие пробовали, но тут же отодвигали с тем, чтобы больше никогда к этому не притрагиваться… Не для всех… И те, кто не счел себя причастным к этому кругу, честно покинул зрительный зал. Терпко. Горько. Не для всех.
«Неладное» можно было заподозрить уже из программки. Впрочем, это привычное театральное слово в данном случае вообще неуместно. Квадратная книжка, где на абсолютно черном фоне абсолютно белые огромные буквы, не полностью прописанные: БЕДНАЯ ЛИЗА. Стильная штука. Какой-то короткий вскрик… Дальше – больше. Или меньше. Либретто звучит тоже как-то совсем непривычно – не для всех. Сцена 4. Пришел. Вернулся. К ней. Рука. Смущение. Красивый. Рука. Он рядом. И так далее. Короткий вздох. Бедная Лиза…
И множество «кадров» из спектакля. Точнее, из хореографической новеллы. На каждом – те самые смущение, и вздох, и рука. И что-то вроде обрывков кинопленки на экране. Экран – то, с чего все началось. Он красной нитью проходит через это черно-белое действо.
Они просто встретились и полюбили друг друга. Потом конец. Потом крах. Кто из нас помнит Карамзина? Кто знает, как было в настоящей «Бедной Лизе»? У Аллы Сигаловой получилось так – кратко, четко. И страшно. И виртуозно! Без единого слова... Что-то изредка вылетает из уст героини – всего пару раз. Это даже не междометия. Это чувства. Спектакль о чувствах. Возвышенных и низменных. Все вперемешку – как в жизни. Только очень-очень сконцентрировано – горький шоколад.
Танец – единственное, что мы видим весь этот час. Удивительные движения… Гипноз. Какая-то высшая магия в этом сплошном непрекращающемся танце. И еще звучат арии. Арии из оперы «Бедная Лиза». Собственно, лишь вслушиваясь в них, что не всегда просто, понимаешь, что происходит между героями в данный момент. Иначе не понимаешь – ощущаешь. Всей кожей. Оголенными нервами. Те, кто не захотел тратить нервы на это, тоже покинул зал…
Голоса в ариях тоже удивительные – своя магия есть и в них. Особенно впечатляет мужской голос, исполняющий партию Эраста. Тенор, поющий с сильным немецким акцентом, - и это тоже воспринимаешь кожей: по ней бегут мурашки. И от самой музыки тоже поеживаешься. Таков композитор Леонид Десятников – автор камерной оперы. Если вы еще не знаете это имя, запомните его, пожалуйста. Это Мастер.
«Музыка Десятникова – вот отправная точка и главная причина возникновения этого спектакля», - говорит хореограф-постановщик спектакля Алла Сигалова. – В моих руках оказывается диск с записью оперы «Бедная Лиза». Мысль о хореографическом спектакле на эту музыку пришла мгновенно». Так же естественно пришли в работу над будущей новеллой-танцем ее главные герои. Пришли тоже под влиянием некоего гипноза, который уже витал в воздухе. «Так мы соединились – и работали, движимые музыкой Десятникова, желанием вслушаться в нее, разгадать и прожить», - подытожила Алла Сигалова свой рассказ о том, чему свидетелями стали все мы. Хотя, возвращаясь к началу, не все…
Изящная хрупкая птичка, трепещущая под порывами ветра. Хрустальный источник, к которому так хочется припасть, и так боязно нарушить его чистоту. И – Королева! Хочется сказать «великая актриса», но опасаясь упреков в пафосе, пока придержу это слово. Скоро оно все равно зазвучит. А вот «непревзойденная» скажу уже. Прямо сейчас. Потому что это все о ней – о Чулпан Хаматовой, бедной, бедной Лизе… Прекрасные черные глаза, которые часто встречаются у татарских женщин. Но настолько живыми они бывают лишь у единиц… Теперь уже не боясь упреков, скажу, что Хаматова – едва ли не лучшая театральная актриса нашего времени. И киноактриса тоже. Такой для меня всегда была лишь Алиса Фрейндлих (конечно, это предвзятое мнение, хотя знаю, что его разделяют тысячи зрителей). Из актрис своего поколения Чулпан – ярчайшее явление, и это истина. Это неопровержимо. Впрочем, никто и не собирается меня опровергать.
Пластика Чулпан-Лизы превосходит все ожидания – в том числе и тех, кто видел ее, великолепную и непобедимую, на льду. Наверное, тысячу раз права была постановщик спектакля, так и не вложившая в уста своей героини ни единого слова (хотя, честно говоря, все мы в глубине души надеялись хоть раз услышать ее голос), - язык танца стал ее родным языком. Смотрела, смотрела, и комок в горле – это было удивительно! Поразительная по красоте и силе сцена первой близости героев стала такой еще и благодаря необыкновенным глазам Лизы – огромным, на пол-экрана: в них отразилось все, что пережила героиня в этот свой высший момент. Лучшей режиссерской находки и не придумаешь: глаза – зеркало души, а душа Лизы ликовала в эти мгновения, передавая глазам редкое сияние…
Андрея Меркурьева мы не знали. Или мало кто знал. Его Эраст – настолько безупречно красив, изящен, просто неотразим, что стопроцентно понимаешь выбор режиссера спектакля. Молодой солист Большого театра, перешедший туда из прославленного Мариинского, за роль Эраста в «Бедной Лизе» был номинирован на национальную театральную премию «Золотая маска». Номинация - «Лучшая мужская роль в балете». А это дорого стоит! Слившиеся в едином порыве любви, страсти, ставшей роковой и погубившей Лизу, герои спектакля-танца стали единым существом, вершиной человеческих эмоций. Повторюсь – возвышенных и низменных. Дальше уже ничего. Нет и быть не может.
Сцена 15. Смерть. Сцена 16. Один. Раскаяние.
Овации. Комок в горле. Горчит шоколад. Кружит голову Брют. Все.
Марина Ровинская |