|
КИЙА
Третий день месяца Тиби, солнце клонится к закату, заливая розовым светом каменные коллоны. Они устремляются в небо - безоблачное, бездонное,- в обитель Бога Атона, недоступную взорам людей. Мои косы подобны жгутам. Они тяжелы как змеи,черные и безконечные, в них блестят золотые нити, прозрачный, хрупкий стеклярус, но и их накрывают сумерки розовым покрывалом. И это не первый вечер, когда я стою за коллонами, пытаясь остаться невидимой для тех, за кем наблюдаю. Здесь, во дворце Эхнатона совершаются два события, о которых никто не знает - никто, кроме меня. Об этом нельзя рассказать, да и никто не поверит, поэтому моя тайна навсегда остается со мной. Но то, что свершилось прежде - все же мое достояние, а также и всех, кто воспринял живительный свет Атона. О, как трудно все объяснить! Но я начну по порядку... Вы видите этот шар - этот диск заходящего солнца? Поверьте же, что над ним существует еще кое-кто. Нет, я говорю не о Боге, а о земном человеке, для меня озаряющем небо, по значению равному солнцу. Имя его - Никерен, он советник и брат Эхнатона, но - всемогущие боги, нет среди вас ему равных! Весь мир, утвержденный силою, мыслью и волей Атона, отразился в его глубоких, пронизанных светом глазах. Я думаю, сам Озирис не мог быть настолько прекрасным, сочетав в себе высшие качества, доступные человеку. Как будто сама природа изваяла черты Никерена, принеся свое лучшее детище к ступенькам царского трона. Никерен был одним из первых, кто уверовал в бога Атона, чей труд и разумное слово привели к процветанию культа. Даже среди противников отыскал он радостный отклик, пошатнув вековую твердыню незгибаемой воли жрецов. И те, что еще сомневались, увидев его однажды, навсегда остались поклонниками живого небесного диска.
Есть еще золотое звено, вплетенное в нить моей жизни, без которого я ни мыслю ни себя, ни этого солнца - это царствующая семья города Ахетатона. Вечно-влюбленная пара, воспевающая Атона - святыня моей души - да будет она нерушима! В мире, где властвует время, пожирая как хищный дракон прошлое и настоящее, останутся неизменными: моя любовь к Никерену, согласие между супругами, увенчанными коронами, и это огромное солнце, уходящее за горизонт.
Но тише! Сюда идет Кийа в прозрачных белых одеждах, оттеняющих ее смуглость и дикое буйство черт, Мне удивительно, право, видеть ее на террасе, белой стремительной тенью мелькающей между коллонами. Откуда она возвращается? Вот это хотела б я выяснить. Не потому, что мне нужно постигнуть чужие секреты, а потому, что я чувствую, что секреты маленькой Кийа невидимой паутиной оплетают дворец Эхнатона. С тех пор, как она появилась - кстати сказать, откуда? по общепринятой версии из государства Митанни, но некоторые утверждают, что Кийа - дочь рыбака, что ее колыбелью были простые рыбацкие сети, и ходила она босая по желтому берегу Нила, - так вот, с ее появлением во дворце поселилась тревога, как будто чья-та рука вознеслась над его святынями. Я ощущаю угрозу устоям всей нашей жизни, ею припитан воздух и в нем стало трудно дышать, что-то неуловимое, чья-та недобрая воля нависла тяжелым маревом над нашими головами.
Здесь вчера проходил Никерен - тем же путем, что и Кийа, и в этот же час заката, - что общего между ними? Какие могут быть тайны у него с неграмотной девочкой - нескладной, широкоплечей, с диким взглядом, с безсмысленным хохотом? Когда я спросила об этом божественного Никерена, то он, сияя улыбкой, ответил, что служит Атону,а после него - царю... Вот и все, что я услыхала. Но Никерен - мой жених, и я исключаю возможность его симпатии к Кийа, ибо может быть все, что угодно, но только не это... О боги! Я вижу в сгустившихся сумерках приближающегося Никерена! Синий плащ, расшитый цветами, открывающий при ходьбе высокие эндромиды, четкий профиль, львиная стать, сурово сжатые губы... Но что же все это значит? Он проходит мимо меня и в свете горящего факела спускается по ступеням и вновь окунается в сумерки. В потревоженной тишине дразнящим таинственным звоном вторит эхо его шагам, побуждая меня в безрассудстве теперь устремиться к нему.Но я знаю, что это глупо. Однако в мерцающем свете взошедшей на небо луны мне чудится будто за ним остался серебрянный след, и бегут по этому следу чьи-то ужасные тени. Я на миг закрываю глаза, но они не хотят изчезать, приобретая все более явственные очертания. Да это вовсе не тени! Это реальные люди, крадущиеся в ночи, для чего-то одетые в темное. Они спешно идут по террасе, следуя за Никереном, и так же,как он, спустившись по широкой гранитной лестнице, изчезают в аллеях парка. И меня горячей волной накрывает мысль об опасности, обжигая душу мою, и руки мои, и глаза, но тем громче звучит мой голос, и, покинув свое укрытие, с предупреждающим криком, с именем "Никерен" я уже бегу по террасе в ночную прохладу аллей.
Он тотчас услышал мой зов и выбежал мне навстречу, возникнув из темноты на последней ступени лестницы.
- Айхэ? - Услышала я изумленный и радостный возглас. Еще задыхаясь от бега, я вгляделась в лицо Никерена, но в нем ничего не осталось от прежней его суровости. Дивясь моему появлению столь внезапному в этот час, он поднял с земли тлеющий факел, осветив им толпу людей, еще минуту назад показавшимися мне заговорщиками. Прочтя в глазах моих след только что прежитого ужаса, он понял его причину и искренно рассмеялся:
- Почему же ты испугалась? Ты же видешь, что здесь Рахотеп,Анхаф, Нофрет и Каи. Это наши с тобой друзья. Остальные - рабы и слуги.
Действительно, оглянувшись, я узнала их всех до единого: кое-кто из них улыбался, одобрительно мне кивая, а те, что были мне ровней, склонились в глубоком поклоне, Но бегущее желтое пламя вырывалось из рук Никерена, словно пожар, пожирая темноту дворцовой аллеи.Эта дикая пляска огня, набирая неистовый темп, полыхала в его глазах, высвечивая для меня глубины его души и его надменные тайны. Впрочем, бегущее пламя - это биение сердца. Так бьется сердце мое, встревоженное опасением. Я снова предчувствую тайну, ускользающую от меня под завесу темных ресниц, в обаяние чудной улыбки.
- Я тороплюсь, Айхэ, - проговорил Никерен, оглядывая свою свиту как полководец солдат.
- Торопишься? В этот час?
- Да, немедленно еду в Фивы.
- В Фивы? Ночью? Дождемся утра.
- Нет, - Никерен засмеялся. Он, сощурясь глядел во тьму поверх моей головы, туда, где царила ночь, где кончалась терраса дворца - там вдали, за прохладой города простирала свое владычество, разбросав грозные сети из песка, жары и усталости, изъеденная дорогами, египетская пустыня.И мой Никерен непременно должен пускаться в путь? Хоть при полной луне, а все-таки, луна - ненадежная спутница. Кончено, с ним будет охрана, но зачем непременно ночью? И мне показались тяжелыми мои браслеты и перстни, ожерелья кольцами змей хищно сдавили грудь. Наверное, взор мой потух... Отставив в сторону факел, Никерен, не сводя с меня взгляда, опустился передо мной на колени:
- Послушай меня, Айхэ, пусть в этом мире каждый занимается своим делом. Ты, например, пойдешь спать, я - уеду из Ахетатона.
Его взор, полный восторга, сжигал мою душу любовью. Вы разве не видите, боги, что он также, как вы, достоин всяческого поклонения? Прекраснейший из людей... О если бы я могла отдать ему всю свою жизнь! Но как мало стоит любовь на алтаре поклонения! Впрочем, и сама жизнь не составит цену любви. Он целует мои ладони... Ему нужны шумные Фивы с их дворцами, садами и толпами шатающихся зевак, привлеченных Бог знает чем - всяким вздором - к берегам Нила, где они каждый раз находят то дракона, то птицу Феникс. Никогда не любила я Фивы, и они меня, видно, не любят.
- Я скоро вернусь, - произнес Никерен, и вдруг, резко поднявшись с земли, бросил во тьму повеленье на чуждом мне диалекте. И тогда закружились огни в лабиринте дворцового сада, чьи-то безмолвные тени скользили мимо меня - люди, одетые в темное, исчезали в сумерках ночи на ступенях гигантской лестницы, уводящей их из дворца.Они словно бросались в бездну и только пылающий след из желтых шипящих факелов свидетельствовал о том, что в низу не бездна, а твердь, заполненная людьми, впрягающих лошадей в причудливые колесницы. Будто горящий дракон боязливо свивается в кольца, медленно угасая под действием темноты. Его победила луна - хрупкая и прозрачная - она как полный кувшин наклонилась над нашей террасой и сейчас прольется водой на острые пики алое. Прильнув к гранитным перилам, нависшим над этой пропастью, на дне которой я видела мелькающие огни, я тщетно пыталась представить в какой стороне Никерен и где те счастливые люди, что видяет его сейчас. Но тяжело и медленно двинулись колесницы, за собой увлекая верблюдов, груженных тяжелой поклажей, и слонов в золотых покрывалах, - издавая тоскливый крик, они протянули к луне свои блестящие хоботы.
" " " " " " "
Сегодня провнулась поздно - так быстрей завершится день, так останется меньше часов до встречи моей с Никереном, Пылающий горизонт в лучах полдневного солнца абсолютно спокоен и чист - нет ни единого всадника. Рисунок туч необычен - что начертали нам боги в своих небесных посланиях? Туча в форме браслета плывет в голубой лазури, а вот клубящийся дым растекается бурной рекой., Нет, я теряюсь в догадках, я не знаю, что это значит, я хочу знать только одно: скоро ли он возвратится? Я покинула коллонаду, чтоб не глядеть в эту даль, где сливается небо с пустыней, образуя подобие зеркала - туманный бронзовый диск, в котором, однако, не видно того, кого так ожидаешь!
Синий плащ стелился за мной легкой, прозрачной дымкой, ноги мои стянули золотистые ремни сандалий. Бороздя ими желтый песок, мне удалось заметить, как, испугавшись меня, промелькнула в нем быстрая ящерица, Мне чудится чей-то плач. Откуда он долетает? Там, где взывают к Атону, едва ли возможна печаль. Я приближаюсь к пруду, скрытому в пальмовой роще. Словно в могучих объятих сказочного великана скользят во водной лазури грациозные белые лебеди. Они выгибают шеи между цветами лотоса и встряхивают крылами, гордо приветствуя солнце. И я вижу в тени ветвей убегающих в небо пальм, закутанную в покрывало и склоненную в плаче фигурку. Это служанка царицы - красавица Нарамсина. Никогда я не видела слез в городе Ахетатоне. Небывалый случай... Возможно,что ее испугала змея. Приблизившась к Нарамсине и окликнув ее по имени, я спросила о чем она плачет и можно ли ей помочь. Отняв от лица ладони, она бросила ищущий взгляд на зеленый ковер травы.
- Я потеряла перстень, любимый перстень царицы. Не знаю как... обронила. И не могу отыскать.
- Ах, вот что! - Воскликнула я, не скрывая внезапной радости. - Об этом не стоит печалиться, царица настолько добра, что не будет...
- О что вы,Айхэ! Говорят, она так жестока!
Я вгляделась более пристально в бледнеющий лик Нарамсины. Не сошла ли она с ума? Этот отчаянный возглас... Доброта царицы Нефрет известна всему Египту.
- Царица... Нефрет-Атон? - Уточнила я с расстановкой.
Теперь в глазах Нарамсины вспыхнуло удивление:
- Кийа. Царица Кийа.
Так вот он - печальный бред расстроенного рассудка! Желая ее успокоить, я взяла ее руки в свои:
- Не стоит так волноваться. Мы вместе пойдем к Нефрет, я сумею ей все объяснить.
Но взглянув на меня с опаской и быстро поднявшись с травы, она наспех вытерла слезы и с отчаяньем проговорила:
- Разве Айхэ не знает что случилось сегодня утром, что имя царицы - Кийа, что Кийа взошла на трон?
Она оглушила меня, но все-же я рассмеялась. Это нелепость, шутка, такого не может быть, Как Кийа - назойливой тенью блуждающая по дворцу и всегда почему-то в сумерках прячущаяся у стен, никем не любимая Кийа, без речей, но с настойчивым взглядом - смогла перейти дорогу царствующей Нейрет? И я в волнении крикнула:
- Что говоришь, Нарамсина?
-... не знаете? Сам Никерен сопровождал этой ночью в Фивы Нефрет-Атон. Ее больше нет во дворце. - И поднеся к глазам сверкающие рубинами тонкие, смуглые руки, Нарамсина опять разрыдалась. Я не стала ее утешать. Гнетущее, страшное чувство возникло в моей душе. Словно кто-то меня ограбил. И не кто-то, а именно - Кийа. Я молча глядела вослед удаляющейся служанке, а она, волоча по траве пестрый ворох чьей-тьо одежды, ссутулясь под тяжестью слез, продолжала стенать и всхлипывать.
Поистине нужно бояться не бури, а тихих шагов, едва уловимых в ночи и замирающих днем, не острых львиных клыков, возвещающих об опасности, а едва различимой гадюки, имитирующей безволье. Кийа... вечная Кийа, бредущая по земле, низвергающая Закон, Истину и Любовь. Отчего же ты так незаметна? Как ты тиха и безлика! Насколько ты некрасива, настолько и неуязвима. Почему, ради всех богов, помощником твоим замыслам ты выбрала Никерена - достойнешего из людей? И какое волшебное слово помогает тебе в твоей дерзости, если он услышал тебя - советник и брат фараона?
Но я не хочу его видеть, мне страшно взглянуть на него: как скрою свое смятенье и буду ли упрекать? Лучше скрыться совсем, исчезнуть, навсегда удалиться в Фивы. Ведь я не могу здесь остаться вблизи торжествующей кривды. И оглянушись вокруг в опасеньи кого-нибудь встретить, я выбегаю из сада, от волненья почти задыхаясь... Я стремлюсь в покои дворца, минуя его лабиринты,где чрез каждые десять шагов предо мной расступается стража Припав на одно колено и не смея взглянуть на меня предо мной замирают в поклоне стражники Эхнатона. Не далее, чем вчера, мне также кланялась Кийа. Срази же ее,Атон, разлучающую с Никереном, разлучишвую нас с Нефрет и со всем, что так дорого было! Я поднимаюсь по лестнице, уводящей куда-то вверх, едва ли осознавая, что давно уже заблудилась. Лучше бы сам Озирис похитил корону для Кийа! Выжженная пустыня подобна моей душе. Я поднимаюсь все выше навстречу горячему ветру, треплющему одежду с такой отчаянной яростью, словно он тоже страдает от низости Никерена, словно сама природа сопереживает Нефрет. Но чья-то огромная тень возникает передо мной и сияние черных волос затмевает сияние дня. Гордый, точеный профиль, украшенный золотом солнца - Никерен, подобный Атону, пугающий и чужой. И я уже без оглядки бегу по лестнице вниз, цепенея при мысли о том, что безсмысленен мой побег. Обида душит меня: из-за прихоти маленькой Кийа я расстаюсь с Никереном, а этого быть не должно. Но он оглушает меня властным призывным окриком и имя мое "Айхэ" устремляется вслед за мною. Настигнув меня в два прыжка, он раскинул руки как крылья, загораживая дорогу:
- Что случилось,Айхэ, что с тобой?
Вот этого я опасалась: как объяснить что со мной? И нужно ли упрекать?
- Я все утро ищу тебя, - не смущаясь моим молчанием, Никерен протянул ко мне руку, - нас ждут Эхнатон и Кийа. Мы должны их поздравить. Пойдем,
- Ты с ума сошел?! - Крикнула я, отступая куда-то назад.
Он странно взглянул на меня: так смотрят на незнакомых, совершенно чужих людей. В лице, обдуваемом ветром, обрамленным как покрывалом черными волосами, угасла его улыбка, сменяясь холодной суровостью.
- Ты сводил Эхнатона и Кийа, ты помог ей взойти на трон,- сыпала я обвинениями, сознавая, что все потеряно, - ты тайно встречался с Кийа...
-... по велению Эхнатона.
- А Нефрет?
- А что я мог сделать?
Я вновь отступила назад
- Но я добивался иного, - проговорил Никерен, не совершая ко мне уже ни единого шага, - повелением новой царицы мы в брак вступаем сегодня, не дожидаясь тех лет, о которых условились прежде.
- Позорен подарок от Кийа! Она может быть нашей служанкой...
- Но если ты передумала...
- Но уж никак не царицей!
- Айхэ! - Вскричал Никерен, перебивая меня, затем, взглянув в небеса, долго хранил молчанье. Он был не суров, но задумчив, в глазах- светился покой: видимо, каждому слову предшествовало размышленье. - Но если ты передумала, - продолжал он печально и тихо, - то скажи мне об этом сейчас. Клянусь, ни минутою позже! Да, Кийа взошла на трон, но решай: я тебе нужен?
Я знаю цену словам советника Эхнатона: эту изящную руку, протянутую ко мне, я вижу в последний раз, если Атон не подскажет: нужен ли мне Никерен, погасивший чужую любовь? |
Приветствую Вас Гость | RSS
Благотворительный Фонд "AVE" © 2024 г.