Греков Владимир Олегович

Греков Владимир Олегович родился в г. Николаеве Николаевской области, Украинская ССР. С 1996 по 2007 учился в гуманитарной гимназии№2 г. Николаева. В 2007 году участвовал в Международной олимпиаде учеников стран СНГ и Балтии по русскому языку и литературе, стал серебряным призером. Стихи, как и короткую прозу, пишет примерно с 2007, но активно занялся творчеством лишь в последние пару лет (2009-10). Имеет публикации научного характера (литературоведческие и касающиеся перевода поэзии). Себя причисляет к начинающим титанам современной и своевременной поэзии, выше всех ставит Бога, Бродского и Маяковского как святую троицу. Скромен и неприхотлив, удовлетворится Нобелевской премией, но только чтобы сразу и поскорее. А пока что выражает глубокое уважение соратникам по перу и стремится сеять разумное, доброе и вечное.

Дверная ручка кабинета онколога

Раньше, когда я только начинала работать в своей неприятной области, я была недотрогой. Морщилась и кривилась каждый раз, когда приходил очередной посетитель.

Теперь, когда меня трогают, я ощущаю крайне противоречивые чувства. Мне претит прикосновение взмокших, иногда дрожащих от волнения и нетерпения ладоней – будь это широкая мужская ладонь или узкая женская ладошка. Иногда – очень редко – пальцы касаются меня твердо и уверенно, но чаще боязливо скользят по моим округлым формам, оставляя свои потные отпечатки, как следы своего торжества надо мною и безотчетным страхом передо мной.

Казалось бы – мужчины не должны при этом дрожать по природе своей – потому что они существа грубые и приземленные, не способные тонко воспринимать. Однако ж редкий мужчина, касаясь меня, был спокоен и уверен в себе. Только один был уверен всегда.

Я была для него только частью его работы. Маленьким, незначительным эпизодом в распорядке дня, мимолетной необходимой процедурой, окончив которую, зачастую и не вспомнишь о ней уже спустя полчаса. Он всегда брал меня крепко, сжимал, и я подавалась его объятию, тонула в его ладонях, а затем он просто выпускал меня и шагал за порог – к своим дальнейшим обязанностям. Вряд ли он испытывал ко мне какие-либо настоящие чувства. Но для меня в море дрожащей кожи он был тем самым островком спокойствия, которого так жаждет каждая из нас. Было в нем что-то этакое, незыблемое, понять которое способна лишь особа чувственная, вроде меня.

Да, я объемлю и воспринимаю больше, чем кажется людям вокруг. Они считают меня бесчувственной, неживой, - но это далеко не так.

К примеру, подходит ко мне представительный мужчина лет эдак пятидесяти – еще, казалось бы, не критический возраст. Дорогой костюм хорошего покроя скрывает небольшой животик, солидный, как и шелковый галстук. Но запах непредставимо дорогих духов перебивает мускусный, тяжелый и густой запах страха. Капли пота выступают на висках, под волосами цвета соли с перцем. Он боится взять меня, он не хочет этого делать – но знает, что придется, и делает это скрепя сердце, внутренне дрожа и в то же время предвкушая возможное удовлетворение и облегчение. А я – я вижу его насквозь, все его фобии, грешки и прочее. Поработав с мое и на моей должности, волей-неволей станешь профессиональным психологом.

Или вот – молоденькая девушка, аппетитная блондиночка лет двадцати – двадцати пяти (определила на глазок). Симпатичное личико ее искажено странной гримасой – ни дать, ни взять сейчас расплачется. Явно не знает, чего ожидать от контакта со мной, как ко мне подступиться, и трогает меня неуверенно, будто нехотя – раз, другой, третий протягивает ко мне руку, хотя коснуться. И несмотря на то, что я неподвижно и призывно жду, она нерешительно смотрит на меня, борясь со слезами. Потом случается то, что должно случиться. То, чего не миновать.

Ах, да. Иногда это бывают старики, люди бывалые и с опытом, которым, казалось бы, терять уже нечего – и вы удивитесь, но именно они чаще всего уверенны в скупых и неторопливых движениях, у них не дрожат ни руки, ни поджилки, ни веки. Я горжусь этими людьми, они вселяют в меня трепет и уважение. Да, они заставляют меня трепетать, в чем мне ни секунды ни стыдно признаться.

Не думайте, я не геронтофил. Ни в коем случае. Не я выбираю тех, кто приходит ко мне и бредет длинным коридором с потрепанной красной ковровой дорожкой. Чем примечательна дорожка – она, верно, помнит шаги каждого, тогда как я уже стала забывать. Лица стали сливаться в моей памяти в длинный хоровод, в калейдоскоп без конца и края.

Вы, может, обвините меня в излишнем цинизме? Нет-нет, вы просто должны понять, что я практически всю свою сознательную жизнь провела в таком месте, где душа загрубевает и покрывается толстым панцирем. Потому что если я вместе с потом этих людей буду впитывать весь их страх, боль и отчаяние – я просто сойду с ума. А я не должна позволять себе прекраснодушие и сочувствие. Просто не могу. Физически.

Ведь я – дверная ручка кабинета онколога.