СМЕНИВШИЙ место жительства Юрий остался одесситом и человеком отечественной культуры. Отлично освоив "государственный язык" (английский), он говорит по-русски так, будто не расставался с родиной. А ведь иные бывшие соотечественники быстро приобретают акцент, начинают "брать курсы" (а не учиться на курсах), путают слова, обороты.

У Юрия все по классику: трещины мира проходят через его сердце, чутко откликающееся на чужую боль. С незащищенной искренностью он писал А. И. Цветаевой, что поэзия Марины Ивановны "помогает жить, верить в доброе... А если люди страдают, долг поэта - разделить, взять себе их боль". Ему самому никогда не жилось легко, он много страдал, поэтому, наверное, ведомо сострадание.

Из его письма А. И. Цветаевой: "Меня били в школе за то, что я еврей... Я много выстрадал, видел хамство, подлость, ненависть... Я мало видел любви, мало чувствовал, что меня любят, я тяжко заболел нервно-психическим заболеванием, от которого лечусь до сих пор... Если бы я не заболел, тогда бы не знал, что такое горе... не познал бы жизнь так глубоко".

Юра нашел себя в поэзии. Пишет он так же трудно, как живет. Это его строки: "В мученьях найденное Слово", "Поэт спасенье в Слове ищет".

...Хочу лишь, чтоб осталась

строчка:

"Я отдал Слову жизнь и сердце".

...Я одержим заветным чудом

Слова,

В нем отрешенность звука,

В нем познаются снова, снова

И радости, и мука...

Мне хочется цитировать Юру: оба сборника его стихов ("Подсолнухи" и "Блудный сын") вышли сравнительно недавно таким небольшим тиражом - всего по 200 экземпляров. Цитировать, чтобы как можно больше людей узнали о нем, его добром сердце и таланте.

...Гул мирозданья слышен

И битва зла с добром,

В ней узрит нас Всевышний,

Которого мы ждем...

Он верующий человек. Как точно заметил Булат Окуджава, "в нынешней вере больше показного, чем подлинного, вера - очень личное дело... этим живут". Юра живет непоказной верой. Он не хочет казаться лучше, чем есть: "Я люблю Бога и верю в Него, но я не блюду строгую букву Библии - ведь я Библию никогда от начала до конца не читал... Если когда-нибудь будет Судный день, то я предстану перед Богом и отвечу за свою жизнь на Земле".

...Я тоже грешен, но отчасти,

Ибо стараюсь добрым быть,

Я не нашел на свете счастья,

И я не знаю, как мне жить...

Как живется Юре? Трудно. Очень трудно. Из его письма: "Ничего особенного у меня нет в жизни: мечтаю только о собственном письменном столе и книжных полках... и о красивой лампе настольной с зеленым или желтым абажуром. Мне хочется очень прочитать как можно больше книг, но нет сил физических на их чтение... Я рад, когда мои лекарства начинают действовать... депрессия на время уходит..."

Им написаны два эссе о Пушкине, эссе об Ахматовой, Цветаевой, о русских поэтах, автобиография, книжка для детей "Разноцветные буквы". Он перевел с английского на русский арабского поэта Кахлила Гибрана (поэтическую прозу), переводил на английский Цветаеву, Пастернака... Что, кроме литературы, держит Юру на земле? Мама.

...Мне трудно жить на свете,

мама,

Куда идти - не знаю я...

...Мой путь земной -

дать миру Слово,

Чтоб меньше мир страдал...

..Мне трудно жить на свете,

мама,

Не гасни, звездочка моя!..

Все лучшее у Юры от нее, мамы. Она светлый человек, живущий болями и бедами близких и дальних. Она без долгих колебаний идет на помощь людям. Не все оказываются этого достойны, но ее нельзя обескуражить - она вновь и вновь протягивает руку тем, кому нужна помощь, не ожидая благодарности. Вот такая "странная миссис" Бунчик.

Однажды ее назвали юродивой. Моя первая реакция - обида за хорошего человека. А потом подумал, КОГО у нас называют юродивыми? СМОКТУНОВСКОГО ("Юродивый русского театра" - так называлась одна статья о нем), сыгравшего "дамского портного" едва ли не гениально, избитого за это антисемитами на том же Бабьем Яру, где гибли прототипы его героя, и не разрешившего говорить об этом по горячим следам, чтобы не могли торжествовать подонки. ПЕРСОНАЖА Пушкина-Мусоргского - единственного "положительного" героя "Бориса Годунова". Кого еще сопровождает просветленная музыка? Он не такой, как все. Он совесть человеческая. Но ведь эти добрые слова и о ней!

Юра это чувствует:

...Несешь ты в своих ладонях

Мою печаль и любовь...

...Ты солнце утреннее, мама,

И путеводная звезда...

В одесские школьные годы ему повезло с учительницей, сумевшей разделить боль, старавшейся, как могла, оберегать мальчика от обид. Она написала о нем честную, трогательную повесть, где рассказала о трудном детстве Юры, его становлении. Жаль, что повесть не опубликована. Позднее И. Л. Улицкая затратила немало сил, чтобы поэтические сборники ученика увидели свет. Не случайно на первой странице первого сборника написано: "Посвящаю Маме и любимой учительнице Ирме Львовне".

Он посвятил "любимой учительнице" стихотворение, в котором есть строчка-провидение: "Где ты, Россия, мой дом?" Через семь лет И. Л. Улицкая оказалась в Австралии, где повторяет строчку Юры - ученика, в которого вложила часть своего сердца. Она понимает несовершенство нашей жизни, не идеализирует и новую, но не перечеркивает то хорошее, что есть здесь и там. Ее письма содержательны, интересны, но это тема отдельного разговора. И учительница, и ученик остаются одесситами, людьми культуры отечества.

В одном из писем Юра написал мне, что не стал бы поэтом, не окажись в эмиграции. "Поэт любит весь мир, его любовь безгранична, как безгранично все сущее в мире... Здесь некому откликаться на мои стихи, я живу среди американцев, не знающих русский язык, и мне некому читать мои русские стихи и прозу. В России все просто, ибо это страна поэзии, Пушкина, но в эмиграции все усложнено, в Америке людям не до поэзии и литературы (то же пишет об Австралии И. Л., имея в виду и нашу, и американскую, и английскую литературу - В. М.), нет такого жадного интереса, какой существует в России, поэты и поэзия как таковые не нужны здесь так, как там... Будь ты талантливый, равно как и бездарный, твои книги будут лежать на общей полке в магазине, и их практически никто не купит... Мне иногда хочется зашвырнуть мое писание стихов к чертовой матери... Приходит такая минута, когда все все равно, почва уходит из-под ног... Так закончить, как закончила Ника Турбина. Мне не хватает Вас здесь, в эмиграции, хотя я отчетливо понимаю, что Вы НЕ МОЖЕТЕ быть здесь...

Только в эмиграции писатель по-настоящему осознает свою ответственность перед родиной, народом, культурой в целом... Появляется боль за родину, многострадальную, многотерпимую... Если бы я остался, я бы НИКОГДА не стал поэтом, никогда не почувствовал то, что почувствовал здесь, в эмиграции... Такое чувство любви к родине и боль за нее не смогли бы родиться там - только в эмиграции. И именно за это я благодарен ей".

Юра черпает силы и в признании А. И. Цветаевой. Она писала ему: "Буду молиться о Вас, о Вашем здоровье. Храни Вас Господь! Молитесь обо мне, прошу Вас, Юра. Я очень Вас полюбила. А. Цветаева на 97-м году жизни".

"Дорогой мой юный поэт, отзываюсь на Ваше письмо и стихи и радуюсь их высоте и мастерству, и огорчаюсь Вашей болезнью. Но буду молиться о Вас... Не теряйте надежды на выздоровление... Любящая Вас и молящаяся о Вас А. Цветаева на 98-м году".

В 1993 г. Юра и мать приехали в Одессу. Встретились с родными, близкими, приобрели новых друзей. И на свои скромные сбережения начали работу над изданием Юриных стихов. А два года спустя приехали на презентацию книжек. Она прошла в Доме актера. Выступил Юра и в Еврейском обществе. И везде с большим успехом. На одесском радио прошли передачи о нем.

Актриса филармонии Е. Куклова включает стихи Юры в свои программы. Кстати, это именно она и ее супруг Б. С. Куклов познакомили Юру с А. И. Цветаевой. Елена Яковлевна считает, что последнее письмо Анастасии Ивановны было адресовано Юре.

На одесской презентации сборников Юра и мать раздарили основную часть тиража библиотекам, просто слушателям. И буквально посыпались отзывы читателей поэтических сборников Юрия Бунчика.

Вот небольшие фрагменты из них.

"Прочла книжки, и не оставляет ощущение очищения от рутины обыденности" (кандидат наук Н. Нейжмакова).

"Рада, что Ваши искренние, теплые стихи, выстраданные, останутся в библиотеке" (зав. отделом искусств библиотеки им. Горького Т. Шурова).

"Часто перечитываем Ваши книжки, которые всегда лежат на нашем журнальном столике. И каждый раз они звучат свежо" (супруги В. Зозуля и В. Дмитриев).

"Если не ошибаюсь, Станиславский сказал: "От сердца - к сердцу, а от жилетки - к жилетке". Ваши стихи от сердца, поэтому и находят путь к сердцам людей" (А. Бабкина, педагог).

Есть добрые отзывы одесского поэта И. Потоцкого, бывшего главного художника города Е. Попова, многих других людей.

"Находят путь к сердцам людей". Наверное, это самое главное. Зачем пишу о Юре и его славной маме? Просто хочется сказать слова признательности и благодарности за свет добра, который необходим всегда, а сейчас - особенно.

Данный материал, взят с данной ссылки.

http://www.paco.net/odessa/media/word/314/11-2.htm

Авторство данной статьи принадлежит - Валентину МАКСИМЕНКО,
профессору ОПУ,
председателю Театрального общества одесского Дома актера.

                                        Юрий Бунчик

Ой, не плачьте вы, зелёные луга,

Ой, не плачь, Елабуга, Елабуга.

Не Цветаева там на петле висит,

Не в груди её все стонет и болит.

Обожглась она о чёрствость мёртвых душ,

Не вернётся из застенка её муж,

Рано, рано отлетели дочь и сын

Не узнала… Только горечь и полынь.

А писала так светло-светло-светло,

Что, казалось, в небе солнышко взошло,

А страдала так горько – горько – горько,

Не хватало ей на хлеб, на молоко.

Боже праведный, о дай же свой ответ

Той, которая ушла во цвете лет…

Ой, не плачь, не плачь, Россия, ты не плачь.

Пусть несётся кобылица Блока вскачь!

Ой, не плачьте вы, зелёные луга,

Ой, не плачь, Елабуга, Елабуга.

 * * *

Добро своё ль, чужое ль, Божье –

Поэт не может это знать.

Поэты умирают тоже,

Неся невинности печать.

Не жалуясь, не проклиная,

Уходят, молча, в чёрный час.

Уходят, всех благословляя,

И просят лишь любви у нас.

                                                * * *

 Зелёная жемчужина –

В глазах – величье зиджется,

Цветаева – труженица,

Цветаева – подвижница!

На столе её: папки, рукописи,

Лампа, ручка, карандашница,

После работы – виснут руки,

Юбка – донашивается.

Но она не думает

О сущном – насущном хлебе,

Думами она далеко,

Душою сейчас – на небе,

Что ей до глумления?

Что ей до опалы?...

Если на небе – пение?

Если ей неба – мало?...

                                                  ***

Она осталась в той стране,

Где царствуют Высочества,

Где можно полететь во сне

В любовь и одиночество.

И в той стране есть, верно, мед,

Что с молоком струится,

И каждый в ту страну придёт,

Где счастье вечно длится.

Ей там, наверное, легко.

Ей там легко так дышится,

И жить, наверно, хорошо,

И хорошо ей пишется.

И мы, в стране той побывав,

Невольно станем мудрыми,

Там каждый совестлив и прав

С её стихами чудными

 ***

Вы придёте снова,

Я приду опять,

Упиваясь Словом,

Буду трепетать.

Ваша рябинушка,

Моя калинушка,

Догорает лучинушка,

А в сердце кручинушка.

Вы уходите, снежная,

Навсегда из Елабуги,

Страдалица нежная,

И прощаетесь с бабами,

На земле люди плачут,

А на небе все – счастливы,

Вы не могли быть на земле.

Нашли на небе счастье Вы?...

Вы придёте снова –

И уйдёте вновь.

Остаётся лишь слово –

Певучее – любовь!

Веруя в Слово,

Я буду Вас ждать,

Придёте ли снова?

Придёте – опять?

***

И снова вижу Вас у пристани, Марина,

О,  Господи, в который раз!

В который раз не обнимать Вам сына

И прятать слёзы под мешками глаз…

Идти по склизкой, грязной тропке

К крестьянам ужинать в село,

Вам, нежной, доброй, гордой, робкой, -

Читать им, тёмным, «Ремесло».

Крестьяне спать в избе положат

И печку в изразцах зажгут,

Вы сном забудетесь, быть может,

И возвратится отчий дом, уют,

И с Асею ночные разговоры…

Видение исчезло… Боже, Боже!...

Вам детским сном забыться не дают.

                                                  ***

                           Сон о Деве Любви и Печали

                                            Я вас люблю так нежно и так тонко,

Что передать мою любовь не в силах я,

Господь послал Земле Ребёнка,

В том, видно, тайна Бытия,

Я вас увидел там, у берегов Тарусы:
Вы с мандолиною по саду липовому шли,

На Вас, финифтяные были бусы,

Платаны и магнолии цвели,

И солнца луч небесно-сизый

Касался буколек дитя…

Я видел Вас в червонной ризе,

Вы шли так тихо, так грустя…

В чём грусти той была причина?

Куда же девушка та шла?

А девушка была… Марина,

Она любовь в душе несла.

***

                            Е. и Б. Кукловым

В золотистом фае

Солнечной аллеей,

Может быть, и в мае,

Нет, скорей в апреле,

Шла аллеей длинной,

Глядя в поднебесье.

Вас узнал, Марина.

По глазам, по песне…

 Далее – темнее…

Скоро фай исчезнет.

Шла она аллеей,

А за нею – песня.

* * *